Пресс-секретарь патриарха: без духовного оздоровления общество задохнется. Могла ли русская церковь обойтись без патриарха Что такое казенная Церковь
22/09/2017
Cто лет назад в Москве впервые в истории отечественного православия собрался демократический орган церковного управления: Всероссийский поместный собор Православной российской церкви. Своеобразное церковное Учредительное собрание. Широкой общественности он известен тем, что избрал патриархом митрополита Тихона.
Вместе с тем история Собора гораздо богаче. Участники Собора - представители как клира, так и мирян (и они были в большинстве) - должны были построить новую, независимую от государства церковь. О том, чего именно они хотели и как им это удалось, «Городу 812» рассказал заведующий кафедрой церковной истории СПбДА протоиерей Георгий МИТРОФАНОВ.
Поместный собор решил восстановить патриаршество, упраздненное Петром I. Однако обсуждался и другой сценарий: вообще отказаться от поста патриарха и ввести коллегиальное управление церковью.
- Да, в июне 1917 года, когда началась подготовка к созыву Собора, некоторые стали выказывать опасения, что существовавший до революции цезарепапизм, когда во главе церкви стоял монарх, будет заменен папоцезаризмом патриарха. Поэтому появилась идея создания коллегиального органа управления - Синода. К моменту начала Собора в августе 1917 голоса противников патриаршества стали звучать все громче и громче. Нельзя сказать, что они находились в большинстве, но споры шли. Хотя среди сторонников этой точки зрения были некоторые заметные ученые и профессора, наиболее авторитетные участники Собора выступали за избрание патриарха. Это были люди разных взглядов - от монархиста архиепископа Антония (Храповицкого) и консервативного богослова архимандрита Иллариона (Троицкого) до либеральных профессоров Сергея Булгакова и Евгения Трубецкого. В условиях крушения государственности многие склонялись к мысли, что патриарх станет фигурой, которая сможет сплотить нацию и отстаивать интересы церкви перед светскими властями.
В итоге сторонники патриаршества победили. Но сразу после избрания патриарха был принят ряд определений, очень четко очерчивающих его права и обязанности. Патриарх становился лишь первым среди равных ему епископов. Его полномочия были сформулированы таким образом, что могли быть реализованы лишь при наличии высокого нравственного авторитета.
- На практике это как выглядело?
- Патриарх не мог обязать епископа отменить свое решение. Он мог лишь просить его об этом, а если епископ отказывался - выносил этот вопрос на обсуждение всего Синода. Синод уже имел на это право. Если возникал конфликт между архиереями, они могли апеллировать к патриарху, и он мог предложить им способ решения, но опять же - только Синод имел право обязать епископа поступать тем или иным образом. В перерывах между Соборами, которые должны были собираться раз в три года, власть концентрировалась в руках Синода и Высшего церковного совета. Синод избирался из епископов, в Совете доминировали представители духовенства, мирян и монашества.
То есть изначально не было речи о том, что в межсоборный период церковью управляет исключительно патриарх. Однако обстоятельства сложились так, что в годы Гражданской войны и начавшихся гонений кто-то из епископов оказался в эмиграции, кто-то погиб или был арестован. Новый Собор большевики созывать не позволили, и патриарх вынужден был назначать членов Синода самостоятельно, на что он формально права не имел. В этот момент начинается расширение прав патриарха за рамки, обозначенные Собором.
- В истории мирового православия были прецеденты, когда церковь управлялась не патриархом, а Синодом?
- Только на короткие промежутки времени. Везде были предстоятели, их полномочия могли различаться. Только в русской церкви на протяжении 200 лет церковь управлялась Синодом, во главе которого стоял государь. Но учреждая Синод, Петр I заручился согласием восточных патриархов.
- Насколько я помню, Петр при этом забыл сказать патриархам, что во главе Синода будет стоять он сам.
- Нет, они все знали и согласились признать. После того как с ними провели разъяснительную работу и оказали материальную помощь.
Если бы сто лет назад все же победила точка зрения противников патриаршества и церковь управлялась Синодом - это что-то изменило бы?
- Вообще, синодальный период во многом способствовал развитию церковной жизни. Хотя такая форма управления была неканоничной, к началу XX века наша православная церковь находилась в лучшем положении, чем в Московской Руси. То есть могли быть позитивные моменты. Но в тех условиях - сначала гонений, а потом, когда в 1943 году Сталин решил недобитую им церковь использовать в своих пропагандистских целях, жесткого контроля со стороны советской власти, - я думаю, не имело принципиального значения, через кого церковь контролируется - через патриарха с большими полномочиями или через Синод.
Патриарх Тихон носил титул патриарха Московского и всея России, а сама церковь именовалась Российской. Это же именно избранный в 1943 году патриарх Сергий стал «всея Руси»?
- Да. Это интересный эпизод, говорящий, насколько митрополит Сергий научился тонко чувствовать малейшие нюансы мироощущения Сталина. На их ночной встрече в сентябре 1943 года, с которой начался альянс церкви и государства, одним из первых вопросов Сталина был вопрос о том, как будет называться патриарх. Сергий понимал, что предлагать «Московский и всея России» неправильно. «Россия» была словом непопулярным, ассоциировавшимся с царским периодом. Та самая Россия, где товарищ Сталин сидел в ссылке. Патриарх всего Советского Союза - слишком дерзновенно. Другое дело - Русь, к которой и сам великий кормчий питал определенную симпатию. Неслучайно своим историческим альтер эго он считал Ивана Грозного. К тому же тут элемент дополнительной архаики, что-то из далекого прошлого.
Фаворитом на выборах патриарха в 1917 году был не ставший им благодаря жребию Тихон (Белавин), а Антоний (Храповицкий). Если бы патриархом избрали Антония - все могло бы развиваться иначе?
- Он был более известным и более популярным. Но и весьма противоречивой личностью. Наблюдая, как Антоний, будучи митрополитом Киевским при гетмане Скоропадском, ведет себя со Скоропадским и с немцами, будущий протопресвитер Василий Зеньковский делал такой вывод. Он писал, что если бы патриархом избрали Антония и большевики не уничтожили его в первый год власти, он быстрее бы пошел на уступки Советам, чем Тихон. Потому что для него идея союза с государством была самодавлеющей.
Украинцы, кстати, принимали участие в Соборе? Ведь как раз в это время Украина и стала самостоятельным государством.
- Конечно. Никакой украинской церкви, кроме самопровозглашенной группы маргиналов, тогда не было. И Собор, понимая, что усиливаются сепаратистские настроения, дал епархиям на Украине статус автономной церкви. Также было признано возможным ведение службы на украинском языке.
- Когда Тихона избрали патриархом, ему надели куколь Никона. В этом был какой-то символизм?
- И дали посох митрополита Петра. Символизм в это не закладывался. Что было - то и дали. Среди участников Собора находились большие почитатели Никона, предлагавшие его канонизовать. Но их было немного. Это все же очень противоречивая фигура.
- Сейчас же он популярен внутри церкви?
- Смотря у кого. У нас любят строгих архипастырей и жестких руководителей, особенно когда они претерпевают страдания. Но в русской церковной историографии, которая на начало XX века достигла наивысшего развития, Никон всегда был пререкаемой фигурой.
- Кроме избрания патриарха - какие еще принципиальные решения принял этот Поместный собор?
- Проводился принцип соборности, то есть коллективного управления церковью, на всех уровнях. Были существенно расширены полномочия приходских и епархиальных собраний и советов. Вот пример, непредставимый ни до ни после. Епархиальный совет - выборный орган, избираемый из примерно равного числа клириков и мирян - мог обжаловать в Синоде любое решение епископа, управляющего этой епархией. И на время рассмотрения апелляции решение епархиального архиерея приостанавливалось. Похожим образом были расширены полномочия приходских собраний и советов. Приходы получали право собственности на церковное имущество и права юридических лиц. До этого храмы (если они не были ведомственными), как и сейчас, находились в собственности епархий. Надо добавить, что благоприятный опыт изменения приходского устава был еще до революции. Ведь к Поместному собору начали готовиться в 1906 году, когда было образовано Предсоборное присутствия.
- А чего хотели в 1906 году? Тогда же не могла идти речь об избрании патриарха?
- Почему? Император созывал Предсоборное присутствие для того, чтобы потом провести Собор. Было убеждение, что Собор состоится в 1907 году и там введут патриаршество. Но потом Николай передумал и отложил собор на неопределенное время.
- Идея Собора - это реакция на революцию и манифест 17 октября?
- Нет. Если что и обусловило создание Предсоборного присутствия, так это действия обер-прокурора Синода Константина Победоносцева. Который в июле 1905 года предложил всем епархиальным архиереям дать свои отзывы о необходимости церковных преобразований. Победоносцев был уверен, что епархиальные архиереи, большинство из которых были обязаны ему своими кафедрами, поддержат его точку зрения и заявят о нежелательности преобразований. Но в итоге только 3 архиерея из 64 не высказались в поддержку Собора. Подавляющее большинство написало о необходимости восстановления патриаршества. Записки этих архиереев стали будущей программой действия Предсоборного присутствия. А сам Собор был настолько успешным потому, что базу для него стали готовить еще в 1906 году.
Если выборным органам придавалось такое значение, то как определялось, кто является прихожанином этой конкретной церкви и имеет право голоса на приходском собрании?
- Тогда была простая система - все лица православного исповедования записывались в прихожане того храма, к которому относились по месту жительства. Даже если на практике ходили в другой. Но членом приходского собрания человек мог быть только при условии, что он хотя бы раз в год причащается и исповедуется, не имеет в недавнем прошлом судимости и не занимается предосудительным делом. Например, не является проституткой, зарегистрированной в полиции.
Как правило, в современной историографии очень высоко оценивается состав участников Поместного собора. Это справедливые оценки?
- Качество нашей элиты до 1917 года было выше, чем после и чем сейчас. Епископы и священники были более образованны. Они с детства воспитывались в церковной среде. Это не гарантировало отутствие недостатков, но тем не менее. Наконец, среди участников Собора были представители профессуры духовных академий, которые могли подготовить канонически обоснованные решения. Собор был слепком той церкви, которая сформировалась к началу XX века, а о ней можно сказать, что это была не только самая богатая, но и самая образованная и самая интеллектуальная православная церковь. Чего я бы не решился сказать сейчас.
Автор очень известных воспоминаний протопресвитер Георгий Шавельский достаточно критично оценивает интеллектуальный уровень тогдашнего епископата.
- Шавельский был гиперкритичным. Но то, что мог появиться такой человек, как он, говорит об уровне свободы внутри церкви. На самом деле не очень-то свободной, но гораздо более свободной, чем сейчас. Достаточно сказать, что академик Евгений Голубинский, будучи профессором Московской духовной академии, писал такие книги, что их запрещала церковная цензура. Но сам он при этом продолжал преподавать. Церковь наша никогда не была столь образованна и внутренне свободна, как тогда.
При этом Собор не поддерживал идею отделения церкви от государства. Например, он требовал, чтобы глава государства, министр просвещения, министр исповеданий и т.д. были именно православные.
- Да. Это определение о правовом положении церкви и государства. Оно было разработано двумя либералами, членами кадетской партии - министром исповеданий Антоном Карташевым и его заместителем профессором Котляревским. То есть даже для либералов того времени идея формального отделения церкви от государства была неприемлемой.
- Какие решения Собора имело бы смысл сейчас реализовать?
- За прошедший век наша жизнь слишком изменилась, чтобы пытаться реализовать то, что было придумано тогда. Например, практика избрания епархиальных архиереев летом 1917 года полностью себя оправдала. Потому что тогда в выборах участвовала лишь малая часть русского православного народа. Крестьяне грабили награбленное, солдаты бежали с фронта, рабочие бастовали - и только те, для кого церковная жизнь имела значение, выбирали архиереев. В Петрограде на выборах провалился будущий патриарх митрополит Сергий (Страгородский), вместо которого избрали будущего священномученика Вениамина (Казанского). Антония (Храповицкого) в Харькове избрали даже в его отсутствие. Сейчас такое невозможно, потому что именно эти ответственные, мыслящие христиане были выкошены в 1920-1930-е годы. И достаточного количества новых пока нет. Дух невежества и иждивенчества, который разъедал советское общество, пронизал и церковных людей.
Наверное, надо постепенно активизировать соборные начала. Если мирян не приобщать к соборному управлению, они и не будут приобщаться. Некоторые актуальные по сей день вопросы Собор не успел довести до конца. Например, о богослужебной реформе.
- То есть переводе на русский язык?
- Необязательно. Неизвестно, какие решения могли бы быть приняты. Скорее всего, не о переходе на русский, а о сокращении богослужений, упрощении уставов и серьезной редактуре богослужебных книг. Которые до сих пор наполнены не только синтаксическими, но и орфографическими ошибками.
- С тех пор никаких богослужебных реформ не проводилось?
- Нет.
Воцарение без патриарха
Несчастный народ, думал патриарх, глядя, как перепуганные резней архиереи и бояре собираются в Кремль, чтобы поклониться маленькому старичку, ввергающему страну в ужасные бедствия.
Игнатий был потрясен злодеяниями и к тому же имел все основания бояться за собственную участь. Действительно, собравшиеся на другой день архиереи и архимандриты с игуменами ближних монастырей своим свирепым видом могли напугать и более мужественного человека. Всем им нужно было заслужить доверие новой власти, объявившей прежнее царствование подготовкой к искоренению православия, расчленению страны и захвату власти иноземцами. Патриарх–иностранец, вызвавший зависть, венчавший на царство Самозванца, а потом и его супругу–иноземку, Игнатий был обречен и даже не пытался возражать нелепым обвинениям, которыми осыпали его, стараясь перекричать друг друга, красные от напряжения члены освященного собора.
Окруженному ненавистью греку не казалось забавным, что его обвиняют в измене Борису Годунову и угодничестве перед Самозванцем, которым он якобы снискал патриарший престол. Кое–кто предлагал объявить, что Игнатия «без священных рукоположений возведе на престол рострига» , что он вообще не патриарх, но большинство сумело понять, что духовенству не следует ставить себя в столь глупое положение.
В конце концов сочли достаточным обвинить Игнатия в преступлении, совершенном накануне свержения Лжедмитрия. Было заявлено, что сей латинствующий еретик миропомазал мерзостную папежницу Маринку, не крестив ее по–православному, допустил к таинству причащения и таинству брака. О том, что архиереи и архимандриты сами участвовали в этой церемонии, забыть было легче, чем о том, что они рукоположили и одиннадцать месяцев подчинялись сему «беззаконному» архипастырю!
Игнатий не обольщался насчет значения своего свержения. Вряд ли оно было особенно заметно на фоне цареубийства и истребления иноверцев в Москве. Его, правда, не сочли возможным ни прирезать, ни сослать подальше. Игнатия оставили под рукой, в Чудовском монастыре, где он мог благодарить Господа, что не подвергается на старости лет новым испытаниям и соблазнам.
Одни считали участь низвергнутого патриарха достойной жалости, многие злобно радовались его падению. Сам же Игнатий вскоре оправился от испуга и восстановил душевное равновесие. Для греческих иерархов было вполне обычным заканчивать свою жизнь в монастырском упокоении, да и русские не так уж редко низвергали своих архипастырей. Одно мешало Игнатию: с удивлением обнаружил он, что архиерейство на Руси не прошло даром, душа его была поражена сочувствием страшной судьбе злосчастного народа российского.
К вечеру 17 мая Москва погрузилась в мертвую тишину. Среди заговорщиков приспешники Шуйского и сторонники Голицына стали злобно посматривать друг на друга. Собравшиеся в Кремле бояре начали подумывать, «как бы сослатца со всею землею, и чтоб приехали з городов к Москве всякие люди, как бы по совету выбрати на Московское государство государя, чтобы всем людем был (люб)» .
19 мая боярская Дума и духовенство вышли на Красную площадь и предложили волнующейся толпе избрать патриарха, чтобы с благословения Церкви послать по Руси за выборными всей земли и под председательством архипастыря чинно и мирно определить, кому передать бразды правления Российским государством. Но затея спасти гражданский мир потерпела крах у запятнанных невинной кровью насильников.
«Царь нужнее патриарха!» - вопили на Красной площади «представители народа». «Не хотим никаких советов, где Москва, там и все государство! Шуйского в цари!» Трусливые бояре дрогнули, смелых попросту оттолкнули, и толпа повлекла Василия Шуйского в Успенский собор, куда благоразумно направились и митрополит Новгородский Исидор с архиереями, тотчас благословившие убийцу на царство.
1 июня 1606 г. новый государь Василий Иванович венчался на царство без всякого патриарха. Лишь 3 июля патриарший престол занял спешно вызванный из Казани митрополит Гермоген; духовенство безропотно исполнило волю Шуйского. Выбор был понятен: перехитривший всех Шуйский хотел опереться на самого крутого и бескомпромиссного архиерея, который твердой рукой будет держать Церковь на государственном курсе в бурном море внутренней и внешней войны.
Гермоген как воплощение Церкви воинствующей был хладнокровно избран царем Василием Ивановичем в качестве знамени нового режима, способного держаться лишь на постоянно нагнетаемом страхе перед вездесущим врагом.
Уже в грамоте от 20 мая, объявлявшей о его восшествии на престол, Василий Шуйский заявлял, будто богоотступник, еретик, растрига, вор Отрепьев «омраченьем бесовским прельстил многих людей, а иных устращал смертным убойством… и церкви Божий осквернил, и хотел истинную христианскую веру попрать и учинить люторскую и латынскую веру». Дальше говорилось об изменнической переписке Лжедмитрия «с Польшею и Литвою о разоренье Московского государьства», а с Римом - об утверждении в России католицизма. Еще дальше Шуйский сообщал, что Лжедмитрий с иноземцами приготовился истребить всех «бояр, и думных людей, и больших дворян, чтобы раздать родственникам своей жены русские города и оставшуюся царскую казну, а всех православных «приводить в люторскую и латынскую веру».
В грамоте от 21 мая, разосланной по стране именем царицы Марфы Федоровны, сообщалось, что подлинный Дмитрий был злодейски убит в Угличе по приказу Бориса Годунова, а признать растригу сыном ее заставили Лжедмитриевы посланцы. Подразумевалось, что народ не помнит, что от подозрений в убийстве царевича Годунова «очистил» Василий Шуйский, а во главе посланцев Лжедмитрия к Марфе стоял Михаила Васильевич Шуйский–Скопин!
2 июня по России полетела еще одна, весьма обширная грамота о злодейских замыслах дьявола «и лихих людей, которые всегда Московскому государству хотят разоренья и кроворазлитья». «Бесовский умысел» родился конечно же «по совету с польским королем» для учинения в России «смуты и разоренья», осквернения церквей и убийств.
Цитируя документы из архива Лжедмитрия, Шуйский доказывал, что России грозило расчленение. Новгород и Псков отдавались навечно Мнишекам и там утверждалось католичество. Юрий Мнишек на допросе «признавался», что Смоленск и Северская земля должны были отойти польскому королю вместе с царской казной, а вся Русь подлежала окатоличиванию. Словом, злодей «встал противу Богу и хотел въконец государство христианское разорити и стадо Христовых овец в конечную погибель привести».
Спасителем России Шуйский без ложной скромности называет себя, воцарившегося «благословением патриарха» (хотя в грамоте от 20 мая, перечисляя архиереев, патриарха вообще не упоминал). Видимо, он уже решил, кто займет этот пост. Решил он и канонизировать «невинно убиенного» царевича Дмитрия: его останки еще путешествовали из Углича в Москву, а царь своей волей произвел царевича в святые и праведные мученики.
Виновной в признании растриги законным наследником престола оказалась… царица Марфа, которую мы, пишет Шуйский, поскольку она действовала по принуждению, «во всем простили» и «умолили» освященный собор просить у Бога милости, дабы Господь «от таковаго великаго греха… душу ея освободил». Грамоту сопровождал обзор переписки Лжедмитрия с Римским папой и его легатом, раскрывающий зловещий заговор Самозванца, папы и иезуитов по истреблению православия и окатоличиванию России .
В августе по городам была отправлена еще одна грамота, в которой бедная царица Марфа слезно винилась перед всеми, начиная с Шуйского, что «терпела вору разстриге, явному алому еретику и чернокнижнику, не обличила его долго; а многая кровь от того богоотступника лилася и разоренье крестьянской вере хотело учинитца…».
Эта грамота, так же как и грамоты от патриарха с освященным собором «и ото всее земли Московского государства», адресовалась в Елец - один из городов, где уже началось то страшное, что грозило всей России и было развязано Шуйским: гражданская война.
«А ныне аз слышу, - писала якобы царица, - по греху крестьянскому, многую злую смуту по замыслу врагов наших, литовских людей. А говорите де–и, что тот вор был прямой царевич, сын мой, а ныне бутто жив. И вы как так шатаетеся? Чему верите врагам нашим, литовским людем, или изменником нашим, лихим людем, которые желают о крестьянской крови и своих злопагубных для корыстей?»
Пугая всех коварными и безжалостными врагами, Шуйский хитроумно создавал состояние внешней войны. После резни в Москве не только оставшиеся в живых знатные шляхтичи, но и королевские послы были задержаны. Шуйский не мог удержаться от вымогательства денег у Мнишека и его товарищей (предварительно ограбленных), но объявил, что иноземцы взяты как политические заложники.
Народу объясняли, что война неизбежна, она уже началась и слава Богу, что многие знаменитые воины врага уже в плену. Это ослабляет врага, шляхтичи пригодятся на переговорах о мире и размене пленных. Судя по тому, что поляков сочли опасным держать в Москве и разослали в поволжские города, война ожидалась более страшная, чем прошлое нашествие Стефана Батория.
Между тем как народу предлагалось патриотически бряцать оружием, восхваляя свое величие и готовясь к смертоубийственной войне, Шуйский начал мирные переговоры с королем. Он не мог обойтись без интриги и для прикрытия избрал послов Сигизмунда в Москве. Обманутые послы, надеявшиеся в результате запланированного свержения Лжедмитрия обрести на троне союзника, а столкнувшиеся с резней поляков, были достаточно взвинчены.
Александр Гонсевский с товарищами решительно подчеркнули, что не жалеют о смерти Дмитрия, в подлинности происхождения которого «люди московские перед целым светом дали ясное свидетельство». Вы сами «всем окрестным государствам дали несомненное известие, что это действительно ваш государь. Теперь вы забыли недавно данное удостоверение и присягу и сами против себя говорите, обвиняя его королевское величество и нашу Речь Посполитую. Вина эта останется на вас самих!..
Мы также приведены в великое удивление, - продолжали послы с твердостью, - и поражены великою скорбию, что перебито, замучено очень большое число почтенных людей его королевского величества, которые не поднимали никакого спора об этом человеке, не ездили с ним, не охраняли его и не имели даже известия об его убийстве, потому что они спокойно пребывали на своих квартирах. Пролито много крови, расхищено много имущества, и вы же нас обвиняете, что мы разрушили мир с вами!»
Гонсевский с товарищами попал в точку, утверждая, что история с Лжедмитрием - внутреннее дело россиян, причем всех россиян. Отсюда следовала неприятная Шуйскому мысль, что и начатое им кровопролитие будет внутренней, гражданской войной. Более того, несмотря на собственную ярость, послы ясно выразили нежелание короля воевать: «Это пролитие крови наших братьев, произведенное вами, вы можете приписать толпе, и мы надеемся, что вы накажете виновных».
Единственное требование послов состояло в том, чтобы их самих «и других людей его королевского величества, какие остались в живых, вместе с их имуществом» отпустили на родину. Только угрожающее завершение речи Гонсевского позволило Шуйскому сделать вид, будто он с патриотическим пылом жаждет войны с иноземцами и иноверцами, виновными в российских бедствиях.
«Если же вы, - заявили послы боярам, - вопреки обычаям всех христианских и басурманских государств, задержите нас, то этим вы оскорбите его королевское величество и нашу Речь Посполитую - Польское королевство и Великое княжество Литовское. Тогда уже трудно вам будет складывать вину на чернь. Тогда и это пролитие неповинной крови наших братьев падет на вашего новоизбранного государя. Тогда ничего хорошего не может быть между нами и вами и если какое зло выйдет у нас с вами, то Бог видит, что оно произойдет не от нас!»
Шуйский поместил послов на Посольском дворе под охрану, выдавая им весьма скудные корма. А сам уже 13 июня отправил к Сигизмунду посланника Григория Константиновича Волконского (получившего за чрезмерное хитроумие прозвище «Кривой») с дьяком Андреем Ивановым. Формально они должны были требовать удовлетворения за кровопролитие и расхищение царской казны королевским ставленником Лжедмитрием. По существу же известили Сигизмунда, что Шуйский не собирается нарушать мир с Польшей.
Для вида царь и король грозили друг другу несбыточными обещаниями: один якобы собирался послать в Ливонию королевича Густава Вазу с войском, другой торговал не зависящей от него помощью самозванцам в России. Но за спинами подданных монархи прекрасно понимали друг друга. Шуйский хотел лишь повода называть повстанцев агентами короля, а Сигизмунд был доволен, что активнейшие шляхтичи уходят мстить на Русь, ослабляя внутреннее сопротивление королевской власти.
Забыв про свое старое посольство, томившееся в Москве под охраной, терпевшее голод и непрестанные издевательства натравливаемой царем черни, Сигизмунд в октябре 1607 г. прислал к царю новых послов, а в июле 1608 г. заключил с Шуйским четырехлетнее перемирие. Василию Ивановичу пленные более не требовались, и он отпустил их вместе со старыми послами. К этому времени гражданская война была уже в полном разгаре.
Из книги Священная Библейская история Ветхого Завета автора Пушкарь Борис (Еп Вениамин) НиколаевичВоцарение Давида (1010 - 970 гг.). 2 Цар. 1–5Давид не принимал участия в этом сражении и был глубоко опечален, услышав о гибели Саула, Ионафана и многих доблестных сыновей Израиля. Смерть Саула опечалила Давида, так как его гибель означала одновременно упадок первого
Из книги Новый Библейский Комментарий Часть 1 (Ветхий Завет) автора Карсон ДональдВоцарение Соломона и смерть Давида (970 г.). 3 Цар. 1–2После подавления мятежа Давид вновь занял царский престол и правил Израилем до самой смерти. В последние годы жизни Давид сильно одряхлел, и уже никто не сомневался, что дни его жизни сочтены. Во дворце между его сыновьями
Из книги Новый Библейский Комментарий Часть 2 (Ветхий Завет) автора Карсон Дональд1:1 - 2:46 Воцарение Соломона 1:1–10 Давид и Адония. Мы видим Давида, немощного в своей старости, не способного ни согреться, ни познать красавицу Ависагу (1–4). А за кулисами уже с нетерпением ждет своей очереди Адония - четвертый из шести сыновей, рожденных у Давида от шести
Из книги Созерцание и Размышление автора Феофан ЗатворникПсалом 2. Воцарение Помазанника Божьего Эта тема развивается, разделяясь на четыре части: цари, которые противостоят Господу и Его Помазаннику (1-3), призываются возложить упование на Него, служа Господу и почитая Сына Его (10-12). При этом слышны два голоса: Господа,
Из книги Очерки по истории Русской Церкви. Том 2 автораВОЦАРЕНИЕ ГОСПОДА ВНУТРЬ НАС Царствие Божие внутрь вас есть, сказал Господь (Лк.17:21), научая народ делу спасения. Если Царствие Божие там, где царствует Бог, то искать Царствия Божия, которое внутри нас есть, значит искать того, чтобы Бог воцарился в нас, царствовал над нами.
автора Карташев Антон Владимирович Из книги Очерки по истории Русской Церкви. Том II автора Карташев Антон ВладимировичВоцарение Екатерины II (1792-1796 гг.) Петр Великий, сломавший закон о престолонаследии, толкнул правящий класс на целое ХVIII столетие на путь дворцовых переворотов. Императрица Елизавета пыталась вправить преемство династической власти в крепкие рамки легитимизма, но
Из книги Очерки по истории Русской Церкви. Том II автора Карташев Антон ВладимировичВоцарение Екатерины II (1792-1796 гг.) Петр Великий, сломавший закон о престолонаследии, толкнул правящий класс на целое ХVIII столетие на путь дворцовых переворотов. Императрица Елизавета пыталась вправить преемство династической власти в крепкие рамки легитимизма, но
Из книги Ветхий Завет с улыбкой автора Ушаков Игорь АлексеевичВоцарение Екатерины II (1792-1796 гг.) Петр Великий, сломавший закон о престолонаследии, толкнул правящий класс на целое ХVIII столетие на путь дворцовых переворотов. Императрица Елизавета пыталась вправить преемство династической власти в крепкие рамки легитимизма, но
Из книги Антихрист автора Ренан Эрнест ЖозефВоцарение Саула над Израилем После такой блистательной победы над вражиной окаянной пошел весь народ в Галгал, и поставили там Саула царем. Принесли там мирные жертвы пред Господом, и весьма веселились там Саул и все Израильтяне.На второй год царствования Саул отобрал
Из книги Мифы и предания Древнего Рима автора Лазарчук Дина АндреевнаВоцарение Соломона Давид, само собой, разгневался, что делается что-то без его ведома, позвал людей и поклялся именем Господа Бога Израилева:- Да будет Соломон, сын мой, царствовать после меня. Так я и сделаю это сегодня, не откладывая дела в долгий ящик, пока не сыграю сам
Из книги Голоса из России. Очерки истории сбора и передачи за границу информации о положении Церкви в СССР. 1920-е – начало 1930-х годов автора Косик Ольга ВладимировнаГлава XVIII ВОЦАРЕНИЕ ФЛАВИЕВ Мы уже говорили, что зрелище, которое собою представлял мир, вполне соответствовало мечтаниям Пророка на Патмосе. Режим военных государственных переворотов приносил свои плоды. Вся политика сосредоточилась в лагерях, и власть продавалась с
Из книги Иллюстрированная Библия. Ветхий Завет автора Библия Из книги автора Из книги автораСбор информации о гонениях в комиссии Священного Собора и в канцелярии Святейшего Патриарха Тихона. Распространение посланий Патриарха Начало вытеснения объективных данных о событиях в Русской Православной Церкви из информационной среды было положено уже декретом
Из книги автораВоцарение Ровоама и разделение царства И пошел Ровоам в Сихем; ибо в Сихем пришли все Израильтяне, чтобы воцарить его.2 И услышал о том Иеровоам, сын Наватов, когда находился еще в Египте, куда убежал от царя Соломона, и возвратился Иеровоам из Египта;3 И послали за ним и
Сейчас кажется, что медиакампания против Патриарха Московского и всея Руси идёт лишь последние несколько месяцев. Но если хорошенько вспомнить, «прогрессивная общественность» озабочена деятельностью нашего предстоятеля прямо с самого его избрания Поместным Собором Русской Православной Церкви. Тогда либеральная и свободолюбивая часть блогосферы выла о том, что Собор избрал Кирилла под давлением Кремля. И обвиняла его во всех смертных грехах, начиная с продажи сигарет и алкоголя и заканчивая «филокатоличеством».
Попытки этой систематической травли с тех пор продолжаются в «дежурном» режиме. Сейчас, видимо, очередной всплеск. Буквально за несколько месяцев нарисовались «панк-мученицы» в ХХС, потом нехорошая квартира, параллельно с нею часы (на фоне всего этого была еще пара, видимо, «художников новой волны», топорами крушащая иконы), потом «Калоша»… Это я напоминаю краткую хронологию событий.
На фундаментальном уровне такое противостояние прогрессивной общественности и Церкви понятно. У нас и у них категорически разнится понятие свободы. Для нас, православных, свобода – это в первую очередь свобода «не быть во грехе», то есть не вестись за тёмными инстинктами. Для них – свобода в том, чтобы пребывать «во грехе» постоянно. От этой фундаментальной разницы, мне кажется, и проистекает их ненависть к нам. Нет, у нас, конечно, тоже есть ревнители европейского прогрессивного духа, типа протоиерея Георгия Митрофанова, которые пользуются в определенных кругах определенной популярностью. Но таковых среди нас, слава Богу, меньшинство.
Впрочем, мы сейчас о настоящих «креативщиках», которые полностью свободны от ига и ярма Христовых. Если посмотреть на глубинные метафизические процессы, происходящие в этой социальной страте, вырисовываются некоторые весьма любопытные вещи. Например, «креативный класс» считает себя лучшими людьми, лучшей частью народа, настолько лучшей, что ее невозможно отождествлять с нами. Это вполне находит отражение в лексике: “дельфины” это не другое качество “анчоусов”, а другой вид существ. Это важно.
Соль земли, не иначе. Проблема только в том, что один токарь из Перми или Плотник из Назарета назвал солью земли людей с несколько иными морально-нравственными характеристиками и несколько иным мировоззрением. Для самопровозглашенной «элиты» такое положение дел должно быть крайне оскорбительно. Тем более, что некоторые из числа священноначалия не стесняются об этом вслух высказываться . Церковь как некое сообщество «не совсем от мира сего» крайне неудобна тем, кто ставит себя не просто вне, а выше Церкви.
Такого неудобства «лучшие люди» терпеть не собираются, поэтому противодействуют Церкви максимально грязно, чтобы не только наверняка, но и чтобы даже противостоять им было до тошноты противно. Логика этой травли достаточно проста: если кто-то самим фактом своего существования показывает нам, что мы грешны, мы докажем, что этот кто-то ещё более грешен чем мы. В идеале – что этот некто погряз глубже нас в наших же грехах.
Это давняя тактика. Её еще при покойном Патриархе Алексии использовали вовсю. Но сейчас они действуют тоньше. Бьют не по всей церкви, а по вполне определенным её представителям. В первую очередь – по предстоятелю, потом по его соратникам. Митрополит Илларион Алфеев и о. Всеволод Чаплин уже давно превратились во «врагов прогрессивного человечества». Зачем нужны такие локальные, точечные удары? Чтобы разделить Церковь. Если ещё дальше пройтись по дорогам памяти, можно вспомнить и историю с экс-епископом Диомидом. Ведь с его отходом от Русской Православной Церкви казалось, что вот оно: ещё чуть-чуть – и раскол.
Раскол между Церковью и её священноначалием – это ещё и попытка манипуляции. Попытка внушить православным, что «официальная Церковь» плоха. Плоха, главным образом, своим предстоятелем. Ну а дальше идёт понятная в данной конструкции аналогия: мы, «креативный класс» – альтернативное общество с альтернативной политикой, идите к нам, православные, от своего архипастыря, и делайте здесь альтернативную церковь.
К сожалению, в некоторых случаях эта модель срабатывает. И православные, в праведном порыве, начинают с критики Патриарха, переходят к критике епископата, потом перекидываются на священников, а потом уже оттягиваются и на всю полноту Церкви. Ну а там – или в раскол. Радует всё же, что таких немного.
А теперь давайте представим жуткое. Допустим, сегодня в прайм-тайм на канале НТВ Его Святейшество выскажется в пользу «креативного класса», анафематствует Путина, правительство, партию «Единая Россия» целиком, и выйдет на Болотную площадь. И всю Церковь за собой позовёт. Ну, понятно, что для «прогрессивной общественности» в таком случае предстоятель станет главным героем этого полит-сезона. А что будет дальше?
А дальше может случиться, как в Сербии. Сербская Православная Церковь хоть и не полностью, но изрядным количеством своих клириков поддержала свержение Милошевича. Нет, никто не спорит, что Слободан Милошевич в сфере церковно-государственных отношений был совсем не сахар. И, в общем-то, можно понять этих сербских клириков: они ведь не провидцы, не знали будущего. Как не предвидел этого будущего и великий праведник Сербской земли, да и всего Вселенского Православия, Патриарх Павел. Кстати, в последнее время истории об аскетических подвигах этого архиерея активно циркулируют по российскому сегменту социальных сетей. Некоторые люди сравнивают покойного сербского первоиерарха с нашим нынешним. Сравнивают весьма эмоционально. Например, вот так : «Интересно, сколько привел людей ко Христу покойный Патриарх Сербской Церкви Павел и сколько (точнее, сколько оттолкнул от Христа) патриарх РПЦ Кирилл (с брегетами, лимузинами и его чиновниками вроде Всеволода Чаплина с мешаниной в голове вместо Православной веры, послушно излагающего позицию и волю хозяина)?
Святейший (думаю, святость его подтвердится в прямом смысле) владыка Павел ничего не имел мирского как и Господь Христос. Видимо, Павел является человеческим отражением Духа, Сына Божьего.
А Кирилл - отражением Иуды. »
Для особо ретивых администраторов хочу добавить, прежде чем в слепой ярости нажимать на кнопки, необходимо внимательно прочитать статью.:) Я понимаю, это трудно сделать в режиме ограничения времени, постараюсь другими словами объяснить смысл удаленной статьи.:)
http://diak-kuraev.livejournal.com/343353.html?thread=70831929#t70831929
"Петр I попытался убрать патриарха именно затем, чтобы лично управлять Церковью"
Сегодня СМИ, эксперты и аналитики все чаще вынуждены производить не факты, а эффекты, информационные магниевые вспышки. Место политической дискуссии занимает медийная борьба, в ходе которой аргументы уступают место риторическим трюкам. Апеллируют не к интеллекту, а к спонтанным эмоциональным реакциям. Картина мира, над которой поработали таким образом, упрощается до мозаичности. Формируется именно то, что левые публицисты обозначают термином "ложное сознание". Причем, как это ни печально, резкое падение уровня дискуссии наблюдается и в обсуждении церковно-религиозных тем.
Странный документ
Недавно на площадке "Ежедневного журнала" появилась под удивительным названием "Патриаршество в XX веке: неудачный эксперимент". Принадлежит этот материал некоему Петру Пименову, чье имя сотрудникам религиозных СМИ мало о чем говорит. Вероятнее всего, это говорящий псевдоним (Пименов – патриарх Пимен). Тем более что автор или авторы статьи, кем бы они ни являлись, подчеркивают свое расположение к позапрошлому патриарху, что было бы приятно слышать церковному человеку, если бы не странная попытка противопоставить светлую память Пимена его преемникам, Алексию II и Кириллу, которые, по мнению "ЕЖ", виноваты в директивном стиле управления. Критерии директивности не приводится, но читателя аккуратно подготавливают к тому, что дело вообще не в Алексии и Кирилле, а в патриаршестве как таковом.
"ЕЖ" утверждает, что в России всё поняли слишком буквально и патриарха сделали "царем Церкви". Отсюда, мол, и все проблемы.
Дальше – больше. Посредством кинжальных исторических экскурсов нас подводят к мысли о том, что сама традиция патриаршества в нашей стране превратилась в нечто неправильное. Интрига нарастает... Наконец, звучит приговор: РПЦ обвиняют в "экклезиологической ереси" и предлагают провести кардинальную ревизию русской церковной традиции.
Финальный вывод таков: "Исправить ситуацию... может добровольный уход на покой патриарха Кирилла и длительный, лет на 30-40, мораторий на избрание нового патриарха. Там будет видно, восстанавливать патриаршество или окончательно его упразднить".
Ни больше, ни меньше.
Запредельный смысл сказанного декорируется сетованиями на недостаток внурицерковной демократии, задавленной то ли самим патриаршим титулом, то ли его "еретической" трактовкой: в Византии, по мысли авторов, с патриаршеством тоже было не Слава Богу. А вот аналогия с папством почему-то не озвучивается. То ли "ЕЖ" свято блюдёт политкорректность, то ли привержен сержантской мудрости – мол, "тут вам не там".
На закуску мы получаем нечто вроде заверения в совершеннейшем почтении: "Ни одного дня я не был в расколе, всегда причащаюсь и причащался только в тех храмах, где возносят имя патриарха Кирилла, а перед ним Алексия, а перед ним Пимена..."
Это завуалированное послание действующему патриарху (а иначе подобный текст восприниматься не может), конечно, не первое в своем роде. Только раньше мы имели дело с открытыми письмами. Борис Березовский, в одном из таких писем, помнится, призывал патриарха Кирилла принять власть из президентских рук и кому-то передать. Другой автор, Станислав Белковский, был академичнее: он предлагал патриарху подумать о преемнике, а в РПЦ советовал провести секулярную реформацию, проект которой тут же опубликовал.
Подобная корреспонденция традиционно проходит по ведомству народных "писем счастья", но легкость жанра нередко окупается известностью имени, а в данном случае все как раз наоборот. Перед нами большой текст с ссылками на апостольские правила и на историков предреволюционных лет, выдержанный в почти научном стиле, но крайне слабый по содержанию и не освященный именем известного автора.
Зачем все это нужно "Ежедневному журналу" остается лишь гадать. Одно несомненно: редакция ЕЖ поставила своеобразный рекорд. Радикальностью темы. Отречение, передача власти? Это все детские игры. Упразднить патриаршество совсем – вот это да.
Следующее предложение, надо полагать, самороспуск Русской Православной Церкви.
"Эксперимент" с патриаршеством
Недоразумения начинаются в заглавии. "Неудачный эксперимент" – это, конечно, очень сильно сказано. Не потому что "неудачный" (это вопрос точки зрения), а потому что "эксперимент". Чтобы объявить патриаршество экспериментом, надо набраться большой, скажем так, смелости. При этом используется якобы ссылка на авторитет – которому, впрочем, без пяти лет век. Озвучиваются доводы за и против патриаршества, которые приводились во время Всероссийского Поместного собора 1917-18 гг. При этом сходу объявляется, что избрание Патриарха, впервые за 200 лет, было не главной, а второстепенной причиной созыва Собора. А само голосование происходило с такими жуткими процедурными нарушениями, что впору было выступать с лозунгом "за честные выборы". Но при этом (внимание!) выборы патриарха были знаменательны промыслом Божьим. Согласно которому тогда, в 1917‑м, был избран не популярный Антоний (Храповицкий), а лучший и добрейший Тихон. Последнее справедливо: как известно, митрополит Антоний в эмиграции писал, что Господь избрал лучшего, так как он сам, взяв в политическом противостоянии сторону белых, уже не смог бы как должно отстаивать интересы Церкви.
Но если речь зашла о провиденциальности, какой смысл обсуждать легитимность выборов, да еще называть патриаршество второстепенным поводом для Собора. Бывает ли провиденциальное второстепенным?
Дальше странности множатся. Ратуя за внутрицерковную демократизацию, которую якобы нарушает сама должность патриарха, авторы отрекаются от решений "провиденциального" Собора 1917 года. А ведь Собор и есть самая демократичная форма церковного управления. Демократичней не бывает.
Еще более примечательно, что авторы "Ежедневного журнала" не хотят созыва и нового Поместного собора, который, по их вывихнутой логике, мог бы решить вопрос о постылом патриаршестве: "Сегодня и нет смысла проводить Поместный собор – епархии не смогут организовать свободные выборы делегатов". Очевидно они понимают, что результат голосования был бы явно не в пользу отрешения патриарха от должности.
Представления о демократии также вызывают вопросы. Вместо соборности, которая распространяется на всех членов Церкви, они выступают за повышение статуса епископов и митрополитов, то есть, как сказали бы светские наблюдатели, лишь "за изменения внутри управленческой элиты".
Что, мягко говоря, не одно и то же.
Что такое казенная Церковь
Но справедливости ради отметим: не епископатом единым, по мнению "ЕЖ", жива демократия. Передать церковную власть после отмены патриаршества предлагается "избираемому и постоянно действующему Синоду".
И тут вопросов становится еще больше.
Даже студент истфака знает: именно в "синодальный период" (XVIII-XIX вв), вплоть до 1917-го) было покончено и с автономностью Церкви по отношению к государству, и с внутрицерковной демократией – если, конечно, распространять её на всех членов церкви, а не на избранных членов внутрицерковного ареопага.
Отступление от исторической формы церковности произошло в петровскую эпоху именно с отменой патриаршества. Даже такая малость, как подаяние нищим, поощряемое Церковью, при Петре начало преследоваться. Это подрывает основы государства, – так впоследствии заявил Государственный совет. Именно в беспатриарший период тайна исповеди становится объектом постоянных посягательств Третьего отделения. Именно в это время регулярность присутствия на службе негласно считается одним из условий политической благонадежности. При этом по разным поводам строчатся тысячи доносов – больше их было только при большевиках.
Обо всех этих явлениях довольно подробно рассказывает, например, блестящая статья академика А.М. Панченко "Россия в канун петровских реформ". Интересно, знает ли редакция "ЕЖ" о существовании этого и других трудов по русской истории. И что еще могло заставить её поместить на своей площадке материал претенциозный, но не удовлетворяющий минимальным критериям научности.
Позволим и мы себе небольшой экскурс. Синодальный период был очень тяжелым для Церкви. Логика государственной реформы Церкви, которая проводилась, начиная с Феофана Прокоповича, понятна. Российская бюрократия, возомнившая себя эталоном еврпопеизма, железной рукой втягивала Церковь в свои политические проекты. Церковь как христианская община ей была не нужна. Требовалось нечто иное: министерство по духовным делам. Ответ на простой вопрос: а кто считался главой церкви, когда им не был патриарх? – скажет о многом. Им был обер-прокурор Синода, лицо гражданское. Кто же не помнит хрестоматийное: "Победоносцев над Россией простер совиные крыла"? Это о нем, об обер-прокуроре, самом известном в истории России. И это – время церковной демократии? Увы, все обстояло с точностью наоборот.
Не многовековое патриаршество, а как раз синодальное управление следует считать неудачным экспериментом в истории России. Разумеется, идея вернуть патриаршество никуда не исчезала из народного сознания, и в 1917 году она просто не могла не быть одной из главных на Поместном соборе.
Легко просчитать, что произойдет, если Церковь – действительно в порядке эксперимента, или, скорее, в состоянии всеобщего помрачения, выполнит рецепт патриархоборцев. Зачатки автономности, приобретенные дорогой ценой за постсоветские годы, будут мгновенно утрачены. Не патриарх, а светское ведомство по делам религий превратит церковь в послушного исполнителя политических заказов. Такого же, как нынешнее Минобрнауки, лихо уничтожающее российское высшее образование. Епископальное сообщество, о котором толкуют патриархоборцы, в таких условиях, бесспорно, превратится в церковный олигархат, живущий на коротком поводке у власти. А простым верующим придется жить по специальному "Религиозному кодексу", который не преминет ввести в России профессиональный антиклерикал Михаил Прохоров.
Патриархи и демократия
Патриархи появились еще в ветхозаветную эпоху, именно они правили еврейским народом до Саула, его первого царя. В апостольские времена выделялись двое первоверховных апостолов, Петр и Павел, чей статус соответствовал патриаршему. Патриарх в Восточной Церкви – не что иное, как титул архиерея крупнейших государств-полисов, которых сегодня не осталось.
На Руси патриаршество было введено согласно византийскому образцу. Петр I попытался убрать патриарха именно затем, чтобы лично управлять Церковью, сделать ее частью бюрократической машины. Большевики, между прочим, особо отметили заслугу Петра, упразднившего патриаршество, они‑то понимали, что это шаг на пути не к демократизации Церкви, а к утрате ею авторитета среди народа, для которого патриарх всегда был народным заступником. Ведь, как известно, если бы не Ермоген, Смуту могли бы и не победить. Если бы не Тихон и Сергий, не удалось бы сохранить Церковь в советское время.
Сегодня, как и всегда, православный патриарх – это первый среди равных. Он является не столько главой церкви (глава – Христос), сколько архипастырем и вместе с тем администратором-управленцем. На патриархе лежит громадная ответственность, поскольку он не обладает априорной святостью как папа римский, который может единолично принимать церковные законы и даже создавать новые догматы. Патриарх, разумеется, ничего не решает за всю Церковь. Он подотчетен архиерейскому и поместному соборам.
А то, что титул патриарха умаляет власть епископов на местах... Слышать об этом и смешно, и грустно. Прежде всего тем, кто, в отличие от адептов экспериментальной церкви, кое-что знает о жизни в епархиях. Сегодня епископы на местах обладают огромной властью, переходящей порой в епископальное "самодержавие".
Есть такое выражение: служить под кем-то. Епископ может вывести проштрафившегося иерея из другой епархии и забрать в свою, никакой патриарх ему в этом не помешает. Епископы, случается, вводят странные богослужебные обычаи и денежные поборы, выгораживают схизматиков и разлучают паству с духовниками. Или вы полагаете, что мы не знаем наших проблем? И знаем, и говорим о них.
Отдельные епархии порой выглядят как разные государства. Сравните Сурожскую епархию и епархию бывшего епископа Диомида, и почувствуйте разницу. Смена епископа порой радикально меняет духовный климат всего города или области. Если это не демократия, что это такое?
Еще раз о том, как разрушить Церковь
Следует сказать об "отделении" двух последних патриархов от предыдущих, на чем настаивают авторы статьи в "ЕЖ". Искусственные разделительные линии в истории церкви, в общем, не новость. В последние годы привычка их проводить вошла в моду.
Недавно в истории Русской Церкви попытались пробить брешь, ставя в вину патриарху Сергию промыслительную и спасительную для Церкви позицию в советский период. Хотя именно благодаря ему Церковь сегодня не просто жива, но и является единственной нитью, связывающей Россию с досоветским прошлым. Кроме Церкви ни один из дореволюционных институтов не пережил десятилетия советской власти. Тем не менее, авторитет Сергия пытались поставить под сомнение. Почему?
Когда время принудительного атеизма прошло, разрушить Церковь фронтальной атакой, даже с помощью СМИ и "актуальных художников", стало проблематично. Ведь рубка икон и клевета на патриарха происходят здесь и сейчас, а сознание верующих – исторично. Поняли: нужно действовать изнутри: вытащить камень из исторического фундамента, чтобы здание Церкви закачалось.
Заставьте признать одного патриарха нелегитимным, и легитимность всех последующих автоматически повиснет в воздухе, поскольку в Церкви действует принцип преемственности благодати. Попытки расшатать исторический фундамент РПЦ предпринимались как сторонниками епископа Диомида, так и антисергианами либерального толка. Первый удар был нанесен перед историческим объединениям Церквей – РПЦ и РПЦЗ. Второй – в преддверии думских и президентских выборов, когда началась антицерковная кампания в СМИ.
И вот сегодня авторы круга "Ежедневного журнала" делают попытку поставить под удар как раз тот период жизни Церкви, за который мы можем гордиться, когда Церковь достигла независимости от государства, то есть последние 20 лет.
Вот за это на Церковь и нападают.
Что любопытно, мотивировкой на этот раз служит не связь РПЦ с советским обновленчеством (версия антисергиан), а напротив – связь с церковной традицией, да не просто дореволюционного, а допетровского времени. Попросту говоря – связь с Традицией как таковой. В каком-то смысле это невольное признание наших оппонентов даже приятно.
Претензии к патриарху и высшим иерархам за конкретные шаги и поступки, – это нормально. Они тоже люди, а как известно homo erratum est. Но претензии сегодня выдвигаются самые общие, так, что на них невозможно ответить. То за несоответствие некоему стилю эпохи, то за "слишком" смелые решения, которые трактуются как церковное самодержавие. Даже странно, что в текст, подписанный Петром Пименовым, не попало явно готовое сорваться у автора с языка словечко "тоталитаризм". Но нет, вместо избитого газетного штампа автор использует почти инквизиторские методы: он обвиняет РПЦ в "экллезиологической ереси".
Церковь есть тело Христово, и попытка православного автора отсечь от неё часть – неважно, в настоящем или в историческом прошлом – предательство. Напомним: именно во время воссоединения РПЦ и РПЦЗ епископ Диомид предал Церковь и выступил с раскольнической инициативой. Сегодня мы наблюдаем нечто похожее, но в мирянском исполнении. Предложение отменить патриаршество (ввести мораторий на 30-40 лет) вбрасывается в СМИ в тот момент, когда внутри Церкви наметилось явное укрепление консенсуса.
Публикация на площадке "ЕЖ" текста Петра Пименова – это очередной пробный шар, желание проверить реакцию церковной общественности. Вот только смысл сказанного запределен, как никогда раньше. Это пристрелочный текст, степень экстравагантности которого нам предлагают продегустировать и переварить.
Именно поэтому происшедшее нельзя замолчать. Православные СМИ обязаны высказаться на эту тему. Надеюсь, реакция будет четкой и недвусмысленной.
Александр Щипков
Первый день работы Архиерейского собора Русской православной церкви продемонстрировал насыщенную повестку: программный доклад патриарха Кирилла включил несколько десятков пунктов, изложенных на 70 страницах печатного текста. Собор проходит в Москве с 29 ноября по 4 декабря. По уставу РПЦ это высший орган иерархического управления Церковью. Собор созывается не реже одного раза в четыре года. В этом году он приурочен к 100-летию восстановления патриаршества на Руси и началу большевистских атеистических гонений. О резонансных темах собора и личном восприятии их патриархом, о проповеди в соцсетях, о том, когда закончатся исследования "екатеринбургских останков", приписываемых семье Николая II, о делегациях из-за рубежа и о том, как сделать священников образованнее, а храмы - привлекательнее для детей, в эксклюзивном интервью РИА Новости рассказал глава патриаршей пресс-службы священник Александр Волков. Беседовал Алексей Михеев.
Отец Александр, в первый день собора патриарх Кирилл пожаловался на плохую работу епархий в соцсетях и заверил, что у архиереев будут появляться свои аккаунты и блоги. Нет ли опасения, что это будет делаться "для галочки"? Есть ли в планах общецерковные курсы блогерства?
— Патриарх отметил, что служителям Церкви нельзя пренебрегать этим новым общественным явлением — социальными сетями, которые являются такой же составляющей нашей жизни, как телевидение. То есть, социальные сети, по мысли Патриарха, — это еще один инструмент проповеди. Но им нужно уметь пользоваться, в противном случае он принесет вред, есть риск порезаться этим орудием, при необдуманном его использовании. Поэтому как раз всем поголовно проходить курсы сетевой грамотности не надо, все же область довольно специфическая при использовании ее в качестве орудия миссии. И в первую очередь нужно руководствовавться пониманием того, что есть опасность превращения инструмента в предмет самолюбования. Патриарх предостерегает нас от этой духовной опасности.
- А в чем вообще уникальность и значимость этого собора?
— В первую очередь — в осознании последнего столетия бытия Русской церкви. За этот век Церковь прошла длинный и мучительный путь, была фактически уничтожена. Но эти страдания, порой непереносимые, сформировали тот внутренний смысл, благодаря которому мы видим небывалый расцвет церковной жизни все последние 25 лет. Только через глубокое осмысление нашего непростого прошлого мы можем говорить о дальнейшем развитии Церкви.
- Каким темам собора - 2017 придает наибольшее значение патриарх Кирилл?
— Одна из главных тем в повестке дня Церкви в последние годы — образование и молодежь. Именно эти темы активно обсуждаются на соборе. Они же являются первоочередными для патриарха. Он уделяет очень большое внимание образованию духовенства, ратует за то, чтобы священники были образованными и культурными людьми, чтобы они могли говорить о евангельских истинах на понятном всем языке и вести за собой людей.
Особую ответственность предстоятель чувствует за детей, воспитанников воскресных школ. Церковь сейчас систематизирует обучение в воскресных школах, опираясь на наиболее эффективные методики и практики. Это непростая тема. Как сделать так, чтобы воскресная школа не превращалась в аналог средней общеобразовательной? Чтобы дети приходили в нее с интересом и получали в ней что-то особенно важное для своей души и будущего развития? Это — вопросы для соборного обсуждения.
Отдельная тема — молодежь. Мы видим, как в храмы приходит все больше молодых семей с маленькими детьми, и ко всем мы должны проявить отдельный подход, чтобы быть услышанными. Ведь это будущее нашей страны и будущее нашей Церкви.
В преддверии собора получила большой резонанс тема экспертизы "екатеринбургских останков", приписываемых семье последнего российского императора Николая II, но пока не признанных Церковью таковыми. Что скажет собор?
— Эта тема важна для наших прихожан, и Церковь слышит свою паству. Но не секрет, что верующие порой придерживаются совершенно противоположных взглядов на историю царской семьи и исследования останков, найденных под Екатеринбургом. Именно поэтому патриарх настаивает на том, чтобы всестороннее изучение, экспертизы продолжались до тех пор, пока все вопросы не будут сняты. Он никого не торопит. Всем участникам процесса предоставляется возможность высказаться. И только на основании результатов всех экспертиз и всех мнений впоследствии будет решаться вопрос о признании "екатеринбургских останков". И на соборе, конечно, эта тема обсуждается.
Известно, что на 100-летие восстановления патриаршества на Руси, к которому приурочен Архиерейский собор, в Москву приедут главы и представители других поместных православных Церквей мира и что совместное богослужение 4 декабря в храме Христа Спасителя станет кульминацией торжеств. Насколько это важно? Ожидается ли делегация Константинопольского патриархата, с которым у Русской церкви традиционно непростые отношения? И что будут обсуждать в ходе двусторонних встреч?
— Не так часто предстоятели Церквей имеют возможность собираться вместе, и всегда эти встречи носят экстраординарный характер. У нас очень добрые, братские отношения со всеми поместными православными Церквами, и патриарх Кирилл будет очень рад видеть их предстоятелей в Москве и молиться вместе с ними. Мы ожидаем и делегацию Константинопольского патриархата. Разумеется, в беседах предстоятелей свое отражение найдут такие важные для православного мира темы, как защита гонимых христиан в разных точках планеты и положение нашей Церкви на Украине.
Приходилось ли вам во время посещения с патриархом регионов сталкиваться с тем, что какие-то решения предыдущих соборов "не доходили" до мест?
— Патриарх приезжает в епархии не для того, чтобы проводить инспекции, а для того, чтобы своими глазами увидеть жизнь людей, Церкви на местах и разделить с верующими радость совместной молитвы. А соборные решения носят магистральный характер. Это общие установки, которые реализуются в той или иной епархии в зависимости от ее специфики.
Сегодня в большинстве епархий замечательно развивается социальное служение. Патриарх видит, как помогают беременным, бездомным, пожилым людям, как социальное служение находит поддержку государства. Но, например, в некоторых епархиях Средней Азии масштабная социальная миссия подчас невозможна — из-за местных законов. Тогда Церковь сосредотачивает свои усилия на других аспектах.
На соборе традиционно обсуждаются вопросы внутреннего церковного устройства. За последние годы создано множество новых епархий, и очень часто можно услышать вопрос: "А зачем?"
— Мы нередко сталкиваемся с большими трудностями, с непониманием и закрытостью людей. Чтобы "докричаться" до человека, найти путь к его душе - нужна "ювелирная", адресная работа. И для этого в самые отдаленные города и села отправляются молодые, сильные и образованные епископы. Тогда там, где раньше люди видели священника только по телевизору, начинает возрождаться настоящая церковная жизнь. Да, нам говорят: "Куда спешить? Зачем так много епархий? Для чего вам столько архиереев?" Но мы знаем, что нам есть куда спешить! У нас на самом деле мало времени для того, чтобы запустить те внутренние процессы духовного оздоровления нашего общества, без которых оно просто задохнется.
- Последний вопрос: личное отношении патриарха к событиям столетней давности?
— Жизнь семьи патриарха тесно связана с историей Русской церкви в самый непростой период. Его дед был священнослужителем, защищал православие, насколько это было в его силах, и преследовался за это властями, был заключенным, сидел на Соловках. Отец Святейшего также очень сильно претерпел от советской власти. Этот опыт для патриарха Кирилла очень важен. В своем служении он опирается на стойкость своих родителей, на их готовность вплоть до смерти защищать Церковь. Поэтому вспоминаемые сегодня события вековой давности — это очень важная страница церковной истории, которая является и историей патриарха. Он всегда будет хранить ее в своем сердце.
